Александра Плен

Бункер

Странно, но двери универа были распахнуты настежь. Утром, после недолгих раздумий, я решила съездить забрать, наконец, диплом. Из деканата звонили еще вчера, и я очень удивилась, что в такое время кто-то обо мне вспомнил. После недавних событий это казалось фантастикой.

Паника нагнеталась уже месяц. И в последние дни стало совсем плохо. Я уже не могла смотреть телевизор и сидеть в интернете. Хотелось выйти на улицу и просто пройтись. Обстановка в мире с недавних пор стала настолько тревожной и нестабильной, особенно после стычек в южной Африке и нескольких крупных шпионских скандалов, что слово «война» витало не только в мыслях, но и в воздухе, будто было написано огромными красными буквами в небе над головами.

На улицах было пусто. Жители уехали из Москвы или попрятались в квартирах, сидя возле телевизора, следя за новостями. Что толку? Разве можно что-то изменить? Если смотреть без перерыва за перемещениями войск или молится на президента?

Почти две недели я не была в родном МГУ. После того, как защитилась, началась такая кутерьма, что было не до диплома. Коридоры универа были непривычно пусты. Лето, каникулы, и возможная война разогнали всех. Над городом нависло кошмарное облако отчаяния. Находиться в Москве было невыносимо. И просто глупо. Так как если и начнется…. То именно со столицы.

Я прошла в секретариат. Сухие, неискренние поздравления мрачной замученной женщины за стойкой неприятно царапнули. Шесть лет отучиться только ради того, чтобы вот так… выдали диплом? Я как минимум, рассчитывала на праздник, хотя бы в душе…. Но праздника не было. Когда каждую минуту ждут начала войны, когда страх и ужас завладели всецело, когда все, кто мог, уехали из Москвы за Урал подальше от мегаполисов. Не до радости…. Хотя, вряд ли они там спасутся, если вдруг начнется ядерная зима. Только отстрочат конец, делая его более мучительным и жалким. Нет, не хочу думать. Чем хороша моя профессия — я умею думать правильно.

— О, привет, — улыбнулась я знакомой девушке, показавшейся из коридора, — ты тоже за дипломом?

С Ниной мы познакомились в университетской столовой, и иногда обедали вместе, если видели друг друга в очереди. Девушка была очень красива. Той классической русской красотой, что так всегда меня умиляла. Длинные русые волосы, голубые глаза, высокая стройная фигура, немного крупноватая, но ладная и пропорциональная. Нина частенько обедала с симпатичным парнем, иногда приглашая и меня за их столик. Они почти все время были вместе, и, увидев ее одну в деканате, я даже немного удивилась.

Нина не ответила на приветствие. Выглядела она ужасно. Темно синие круги под глазами, мертвецкая бледность, неухоженные грязные волосы, стянутые на затылке в растрепанный хвост, словно она несколько дней спала с ним и не расчесывала. Я боялась задавать вопросы. Мы не настолько были дружны, да и у самой в жизни в последнее время не ладилось, чтобы взваливать на плечи чужие проблемы. Родители уехали в Екатеринбург на машине еще две недели назад и пока не решили вопрос с квартирой. Я сдавала последние экзамены и ожидала приглашения, что бы приехать к ним. Брат решил не ждать у моря погоды и отправился вчера на восток с женой и детьми. Я же осталась в Москве и надеялась, что войны все-таки не будет. Надеялась на рассудительность мировых лидеров, на человеческое благоразумие. На Бога, в конце концов.

Я не сказала родителям, что мы с Алексеем расстались два месяца назад, они уехали в полной уверенности, что я не одна в Москве. Четыре года мы жили в одной квартире почти как семья. Любовь вспыхнула с первого курса и горела ярким ровным светом до последнего. Папа и мама Алексея очень любили и считали чуть-ли не зятем. Планировали свадьбу сразу после защиты. Я чувствовала некоторую долю своей вины за разрыв, поэтому сначала молчала, а потом началось такое, что всем было не до моих личных проблем.

Нина, потоптавшись по кабинету, развернулась и вышла обратно за дверь.

— Девушка! — закричала секретарь, — а как же диплом?

Женщина обернулась ко мне и гневно выдохнула:

— Пришла наркоманка, шлялась вокруг кабинета полчаса, потом промямлила что-то про диплом…

Я недоуменно уставилась.

— А вам не кажется, что она не в себе?

— Конечно! — сразу же отозвалась женщина резко, — наркоманка, они все такие. Расписывайтесь быстрее, мы вообще не должны работать сегодня, университет закрыт. Вызвали, чтобы раздали всем дипломы под конец…

В воздухе повисло страшное окончание фразы «конец»… Конец чего? Всего?

— Вот, — буркнула секретарь, протягивая мне картонную книжечку, — забирайте и идите.

— А много сегодня было студентов?

— За весь день вы третья, не считая, наркоманки, — произнесла женщина, — разъехались все уже давно, смотались с Москвы. Зря только выходила на работу…

Я вышла за дверь, а мне в спину еще долго звучал недовольное бурчание секретаря.

В огромном лифте я была одна. «Впервые, за шесть лет обучения», — мелькнуло в голове. Помню заполненные студентами коридоры МГУ, толчею в столовых, очередь к лифту… Сейчас было пусто, тихо, как в склепе. «Что за мрачные мысли, Наташ?» — спросила я себя.

Проходя через огромное фойе на первом этаже, я увидела Нину, завернувшую за угол. Чувство жалости и некоторая доля вины заставили пойти за ней. Я ни на секунду не поверила, что она под дозой — никогда не замечала за ней ни неадекватного поведения, ни дружбы с «отбросами» универа, наоборот, она производила впечатление девушки точно знающей, чего хочет, уверенной и жизнелюбивой. Может, ей требуется помощь? Хотя бы моральная?

Хлопнула дверь, ведущая в подвал. Я вздохнула, ладно. Собралась идти за ней, значит иди. Догнала я ее уже на минус втором этаже, где располагались химические лаборатории, серверные, хранилища, склады и разные подсобные помещения.

— Нина, стой! — крикнула я, видя, как она заходит в незнакомую комнату. На двери висела надпись «Химические реагенты, осторожно, яд. Посторонним вход запрещен».

Через минуту, залетев в комнату, обнаружила растерянную девушку, бродившую между полок с баночками и пробирками.

— Нина? — ласково произнесла я, — что ты тут делаешь?

Она обернулась и вполне вменяемо сказала: — Ищу батрахотоксин. Где-то здесь видела, когда ходила за реагентами. (Она училась на биофаке).

— А зачем тебе этот… — я даже сразу и не вспомню, — батрахотоксин?

Нина посмотрела на меня удивленными глазами и криво улыбнулась.

— Павел погиб, — сказала она просто. Так звали ее парня.

— Соболезную, — выдавила я, — но все-таки, зачем?

— Они отправили его в горячую точку, — продолжала Нина, тщательно рассматривая надписи на пробирках, — его, который учился на биолога. Какой из него солдат? А вчера мне позвонила его мама… — Нина помолчала, что-то вспоминая, — или позавчера… А вчера из деканата… Не помню…

— Нина, пойдем, я провожу тебя домой, — протянула я Нине руку с открытой ладонью, — зайдем в «Шоколадницу» рядом с универом, я видела, она еще работает. Я тебя мороженым угощу.

— Ты что, совсем идиотка? — вдруг вспылила Нина, — Павел умер!

Я с жалостью смотрела на девушку и ничего не сказала. Просто не знала что.

— Я говорила, что зря он год назад ввязался в эту авантюру, а он — деньги, огромные деньги. Нам же нужно на свадьбу, — Нина громко с надрывом зарыдала, — ну и что? Зачем мне теперь его миллионы, которые он заработал?

Я по-прежнему стояла с протянутой рукой и смотрела на девушку непонимающе. Наконец она что-то обнаружила.

— Вот! Пусть не батрахотоксин, а цианид, все-равно неплохо, — пробормотала она под нос.

После этих слов у меня в голове щелкнуло, головоломка сложилась. Пусть первое название я не знала, но о цианиде слышала.

— Ты хочешь отравиться? — спросила я, стараясь выглядеть спокойно.

— Да, — радостно обернулась ко мне Нина, — точно. Зачем мне жить? Павла нет, родителей нет, скоро и так все умрем… Я просто сделаю это быстрее и без мучений.